Не растает снег
Снег, ты, что ли?!
— …
— Неужели и вправду ты?
— …
— Я так давно тебя не видела, и вот ты лежишь передо мною, этакий раскрасавец!
Ритка, широко раскрыв ярко-голубые глаза, смотрела вниз. Снег белой пеленой лежал у её ног и, отдавая лютым холодом, послушно расстилался вдаль. Девушка бережно взяла в ладони горсть мягкого, пушистого снега. Седой, как старик, снег отвечал ей сухим, басовитым звуком, с изрядной хрипотцой откликаясь на её шаги. То был отклик приветливый, радостный и глубокий.
— Снега никогда не видела! — недовольно бурчали прохожие, оглядываясь на Ритку.
— Сумасшедшая! — решил кто-то из них.
Девушка стояла на заснеженной обочиненедалеко от здания аэропорта, где суетившаяся толпа образовывала нескончаемый поток. Люди неслись с чемоданами в аэропорт или же из него — навстречу такси, городскому транспорту, а кто-то (вот уж счастливчики) — объятиям встречающих родственников. Ритка со своей льющейся радостью была как не от мира сего. На фоне видимой спешки, сотен перекликающихся голосов, детских шалостей и родительского «ай-ай-ай», чья-то наивная беседа со снегом и правда выглядела странной. Поэтому многие проходили мимо Ритки, косясь и демонстративно цокая.
То был февраль. Морозный, белый и сердитый. Самолёт приземлился в аэропорту Санкт-Петербурга, и девушке ещё предстояло добраться до маленькой деревушки — места, где она жила, прежде чем переехать за границу. Было поздно, и автобусы в ту местность уже не ходили. Ритка решила отправиться на такси.
Такси подъехало сразу, едва Ритка играючи стряхнула с ладоней капли растаявшего снега, до сих пор уютно располагавшегося в её тёплых руках. Из машины вышел водитель — коренастый мужчина средних лет в расстёгнутой куртке и наспех надетой шапке, из-под которой забавно торчали полуприкрытые уши. Он помог девушке загрузить чемодан и, с треском закрыв крышку багажного отделения, поспешил открыть пассажирскую дверку. Возбуждённая и радостная после долгожданного свидания со снегом Ритка ловко плюхнулась на сиденье.
Водитель оказался общительным и весёлым. Почти всю дорогу они с Риткой проболтали. Как оказалось, он и сам живёт в тех краях, куда в волнительном предвкушении от скорой встречи с родными направлялась Ритка. Правда, когда она сказала, что скоро будет два года, как она перебралась жить в другую страну, а сюда приехала в гости на недельку-другую, мужчина почему-то мало стал разговаривать, а под конец ивовсе замолчал, лишь изредка натягивая улыбку.
— Прибыли, — негромко сказал водитель, когда спустя пару часов машина остановилась возле небольшого деревенского дома.
Сквозь боковое стекло Ритка увидела, как оранжевый свет, брезжущий из окон родного жилища, радушно зовёт к себе. Девушка была на седьмом небе от счастья! Она вылезла из машины и побежала по узкой, расчищенной от снегадорожке по направлению к дому.
— Чемодан! — крикнул таксист.
Ритка резко остановилась и засеменила обратно. Поблагодарив водителя, она взяла чемодан и спустя несколько мгновений была уже на крыльце. Притормозив перед широкой входной дверью, она по привычке постучала ботинками друг об друга, отряхивая с подошв снег, и вошла внутрь.
Это был деревянный дом с обширной кухней-гостиной, где в высокий потолок упиралась настоящая русская печь, а на одной из стен гордо висел старинный узорчатый ковёр. Всё Риткинодетство прошло здесь. Летом во дворе она охотилась на божьих коровок или гоняла в казаки-разбойники с местной детворой. А зимой они той же компанией катались на санках и играли в снежки. Учиться Ритка не любила. А кто маленьким любит учиться?
Но время шло, и постепенно Риткапревратилась во вполне себе образованную девушку. Ведь образование, на самом деле, — это не пятёрки в дневнике и не красный цвет корочки аттестата или диплома, а умение не делать гадости, сплетни не распускать, не мусорить да и место старикам уступать. Со всем этим Ритка отлично справлялась. Вдобавок к свой самобытной образованности к восемнадцати годам она имела копну кудрявых русых волос, милое личико и стройную, как флейта, фигуру. Она была словно маленьким крылышком: лёгкая, хрупкая и дразняще трепетная.
— Ой, Ритка! — всплеснула руками баба Надя — соседка, знавшая Ритку с пелёнок и, можно сказать, вынянчившая её, пока мама с папой с утра до вечера работали на местном мелькомбинате. — Сколько зим?
— Одну, баба Надя! — смеясь, ответила девушка, крепко обняв старушку, укутанную в длинную серую шаль.
— А я как узнала, что ты приедешь, так сразу и побежала в конюшню корову доить. Дай, думаю, принесу моей Ритусе её любимого молочка! Погляди-ка, — указала бабушка на стоящий на столе стакан. — Принесла вот! Свеженькое! — хвастливо протянула она.
Родители при виде дочери поспешно встали из-за стола. Глаза отца радостно заблестели, а руки нетерпеливо потянулись к роднойкровиночке. Тепло с ним поздоровавшись, Риткаподошла к матери, которая лишь сдержанно улыбнулась и слегка приобняла дочь. С самого появления Ритки на свет мать, как ни странно, никогда не проявляла к ней большой любви, а после переезда дочери за границу и вовсе охладела.
— Ну-с, побегу я домой, — улыбчиво сказала старушка.
— Баба Надя, оставайся с нами чай пить! — предложила Ритка.
— Ох, дак ведь поздно уже! — запротестовала старушка.
— И правда, тётя Надя, давайте-ка с нами! — подхватили Риткины родители. Но в то же время ненароком переглянулись, будто чего опасаясь.
— Ну, уговорили! — согласилась она, махнув рукой.
На столе, помимо стакана с молоком, стоял фарфоровый чайник, раскрашенный разными затейливыми узорами, чашки и свежеиспечённый вишнёвый пирог. Услышав шум, с печи мастерски спрыгнул упитанный рыжий кот и рысью побежал Ритке навстречу. Запрыгнув к ней на колени, он уткнулся мокрым носом в её тёплые ладони и задремал.
Во время чаепития в основном слышался голос бабы Нади. Она с возрастающим интересом расспрашивала Ритку о жизни на новом месте. Девушка, с удовольствием уплетая пирог, с трудом успевала отвечать на вопросы. Мать с тревогой поглядывала на отца — боялась, чтоб дочка чего лишнего не сболтнула. Но Ритка ни сном ни духом возьми и расскажи всю правду о том, что живёт она теперь в другой стране и что муж у неё — иностранец.
Дело было вот как. По окончании школы Ритка поступила в Санкт-Петербургский институт. В один из тех, где водится практика по обмену студентами. Сама Ритка не попала в число тех, кто имел бы возможность поучиться в другой стране. Однако когда она училась на последнем курсе, ей посчастливилось познакомиться с будущим мужем. К ним в институт тогда прибыл очередной поток студентов из-за границы. Среди них и оказался тот самый...
За свои двадцать три года в жизни Ритка не получала ни от кого такой заботы. Мать у неё была словно изо льда. Ни тепла от неё материнского, ни ласкового слова. Она всегда вела себя с дочерью сухо, холодно, а ещё хуже — без любви. А после того как Ритка заявила о своём романе с иностранцем и о возможном переезде за границу, так и вовсе в ярость пришла. О счастье дочери и слушать не хотела. Её больше волновало, что люди скажут. А отец хоть и любил Ритку больше всего на свете, всегда был у супруги в узде: слушался без возражений да помалкивал. Лишь изредка, пока никто не видит,то деньги дочке в карман сунет на разные девичьи безделушки, то булочки её любимые с работы принесёт. Парень у Ритки был. Поздно вечером гуляют — иной раз домой не проводит. Да и на других девчонок заглядывался.
Другое дело — студент из-за границы. Внимателен был, вежлив. Глаз с Ритки не спускал. Всячески оберегал и окружил настоящей мужской заботой. Право, на руках носил! Ну и не смогла Ритка устоять. Влюбилась по самую макушку. «Подумаешь, — размышляла она, — какие-то непонятные слова всё время говорит.Главное — любовь, а язык выучить — дело наживное».
Окончили влюблённые институт. Похлопотав с документами, тихо расписались. А после забрал муж Ритку в тёплые края вместе с её шапками,валенками и кучкой свитеров. «Как это без шапки? — удивлялась Ритка. — Что значит — не понадобится?» — только и твердила она.
Сейчас Ритка живёт там, где снега нет. Где солнце припекает даже зимой, а новые соседи по-доброму смеются, увидев иной раз Ритку в меховой шапке при плюс десяти. Но привычка носить зимой шапку — дело обычное. Особенно для тех, кто вырос в объятиях суровых русских морозов.
— Какой такой муж? — едва слышно спросила баба Надя.
Голубые глаза старушки, обычно излучавшие радость и спокойствие, стали похожими на две одинокие пуговицы и готовы были вот-вот расплакаться от бушующего внутри них моря из слёз. Баба Надя, и без того маленькая и хрупкая, казалось, уменьшалась на глазах. Потупив взгляд, она заметно скукожилась и по-детски теребила тканевую салфетку, скользящую по её костлявым пальцам. «Как это? — думала она. — Её Ритка? Её Редиска, — как она любила называть её в детстве, — замуж за иностранца?»
Ритка при упоминании самого близкого ей человека наполнилась радостью и видимым трепетом, но улыбка тотчас же исчезла с её лица, как только она взглянула на бабу Надю. Она тут же подошла к старушке, которая еле справлялась с вырывающимися из груди горькими всхлипами.
Как оказалось, родители Ритки сказали всем, что дочь уехала жить в другой город. Предложили работу хорошую, она и согласилась. А послевышла там замуж за местного. То, что Ритка уехала жить заграницу, решили никому не говорить. Переживали, что люди скажут. В их деревне, где в основном живут люди старшего поколения с устаревшими взглядами и укоренившимися некогда ценностями, переезд в другую страну приравнивался к предательству. Будто, как только переехал, перестаёшь любить свою — родную.
Пока девушка успокаивала старушку, кот всё тёрся об Риткины ноги, выражая свою беспрекословную любовь. Мать, застывшая с кухонным полотенцем в руках, с трудом подавляла отчаяние, разраставшееся у неё в груди. А отец, хоть и переживал малость, что будет, когда все узнают, сидел спокойно на стуле, вылупив на Ритку полные счастья глаза, и улыбался открытым щербатым ртом. А сердце его переполнялось гордостью оттого, что дочка у него такая выросла.
На следующее утро Ритка пошла прогуляться. На улице ярко светило солнце, а его жаркие лучи мягко касались румяных девичьих щёк. Давно Ритка не гуляла по этим маленьким, полюбившимся сердцу улочкам, не вдыхала чистый морозный воздух, наполняющий грудь безграничной свободой и сладостным трепетом. Она шла без цели, просто наслаждаясь и любуясь красотой вокруг.
Вдруг вдалеке она увидела знакомые лица. Это были соседки из окрестных домов. Они стояли в кучке и о чём-то страстно перешёптывались. Ритка побежала к ним в предвкушении тёплой встречи, но те лишь окинули её холодным, осуждающим взглядом.
— Здрасьте, — сухо поприветствовали они её.
Ритка слегка оторопела, замялась, отчего едва слышно поздоровалась в ответ. Много ли надо времени на то, чтобы о том, о чём накануне узнал один человек, наутро знала вся деревня? Особенно если эта деревня размером с лужу.
— Ну и как там, в этой вашей загранице? — колко спрашивали они.
Ритка начала было объяснять, что переехала туда к мужу. Но никто и слушать не стал: не наш — значит плохой.
— Эмигрантка! — послышалось из толпы.
Девушка, опустив глаза, слегка помедлила и с внезапным чувством вины пошла прочь.
Ритка стала чужой для многих, кто её знал. Так, из Ритуси она превратилась в просто Риту, а после и вовсе — дочку Митрохиных.
Идя в одиночку по заснеженной улице, Риткаедва справлялась с нахлынувшей на неё грустью. Пытаясь отвлечься, девушка разглядывала пышные сугробы и, замечтавшись, плюхнулась в один из них. Оказавшись в объятиях мягкого снега, она вдруг вспомнила детство, как идёт с папой домой из школы, на улице — зима, и по пути они останавливаются возле ледяной горки. Ритка шустро взбирается вверх по ступенькам и, взвизгивая от радости, лихо скатывается вниз. После они с папой лепят снежную бабу и, нагуляв аппетит, возвращаются домой. Ритка снимает мокрые варежки, которые смешно свисают на изношенных резинках, а её ладошки похожи на маленькие порозовевшие льдинки. А потом раз — и привиделось ей лето. Как она просыпается ранним утром, чтобы пробежаться босыми ногами по холодной росе и наполниться ласковым, машущим словно издалека первым светом; и тёплый июльский ветерок плавно развевает её кудрявые волосы. А по возвращениидомой на столе её ждёт стакан свежего утреннего молока, поставленного для неё бабой Надей. Сейчас, живя за границей, бывает, прямо во сне ощутит Ритка вкус подлинного деревенского молока, так и проснётся резко, едва не подавившись слюнями.
Ритка скучала по родной земле. Скучала по осинам, чья листва зримо трепещет от лёгкого дуновения ветра, словно нашёптывая о чём-то действительно важном. Скучала по запаху, какой есть только в отдалённых русских деревнях, — запаху жизни и ощутимой, кажется, даже во вдыхаемом воздухе невероятной силе духа русского народа. Скучала по жужжанию деревенской мухи, жадно норовящей пресытиться теплом человеческого тела и попробовать его на вкус, по речке, улочкам, природе…
Ещё какое-то время Ритка неподвижно лежала на снегу, и на её лицо, подобно поцелую,мягко опускались крохотные снежинки. Затем не спеша встала и направилась к дому.
Дни Риткиного пребывания в родных краях пролетали быстро и однообразно. С утра она помогала родителям по хозяйству, а после обеда ходила гулять, всякий раз окунаясь в зимнюю сказку. Вечерами отец, бывало, доставал доску с шахматами, и они с Риткой до ночи увлечённо играли. В компании с котом, разумеется, который сидел с таким важным видом, точно следил, чтоб никто не жульничал.
По весне Риткины каникулы подошли к концу. Настало время уезжать.
Дневное мартовское солнце нещадно слепило глаза, а на оголённой местами земле уже виднелись первые проталины. На остановке, откуда отходил автобус до Санкт-Петербурга, стояла небольшая кучка людей. До отправления оставалось минут пять. Ритка подошла к месту, где лежал рыхлый, но уже подтаявший снег, и мягко провела по нему ладонью. Снег — он ведькак сама жизнь, такой же хрупкий и мимолётный. Глубоко вздохнув, Ритка зашла в автобус и села у окна.
— Куда едешь, милочка? — поинтересовалась севшая рядом с ней старенькая бабушка, явно обрадовавшись соседке в лице молоденькой девушки. Ритка ничего не ответила. Она смотрела в окно и плакала. Но в душе себя успокаивала идумала о том, что на каком бы конце света она ни находилась и как бы далеко ни занесла её жизнь, никто и никогда не запретит любить ей свою родину.
