Гости

Глава 1 Пруд, ягода и крылья

В одном дремучем лесу, средь тьмы, укрывалось за кучевыми кронами дубов и мохнатых елей, за пышными кустами лещины и слелющейся водяники, маленькое лесное озерцо. Одною ночкою, смотря с бережка на растекающееся серебро луны, в нём колышимая ветерком гладь, заставляла гулять и всё некак преображаться отражение и серебра, и еле видных ночью лесных образов. Хоть была и ночь, лес не спал— один лишь ветер шелестя и листву дубов, лещины, и малую травинку уже создавал некое ощющение жизни. Не говоря уже и о ночных обитателях леса, чего же только стоит ночное щебетание малиновки, приглушённое сопение ежа, изучающего лес. Или тоже угуканье совы, и даже ужасающий вой волков, где-то далеко-далеко. И вот в зарослях камыша и рогоза стоял на свайках домик одного мышонка. Был он на удивление большим, пусть и без всяких изукрашевств, был он приятен на вид да и виделся довольно уютным. Сложенное из брёвнышек основание и крыльцо было не самым ярким в доме — врозшая каменная башенка устремлённая в верх поражала уже нахождением в воде да и добавляла дому некой живописности. Надвигалась осень, дни становились всё короче, а начная и утренняя прохлада так и пробирали Хазеля, уже вовсю готовившегося к зиме, набирая понемногу солидный вид, и собирая ближний орех и жёлуди да ягоды водяники. Зима же может быть не коротка да на страх голодная — требовалось проделать большое дело, да и для дела того требовалось место, на то на удачу и была башенка достаточно большая, чтобы вместить в себя все все запасы. Этой ночкою он спокойно прогрызал скорлупу лесного ореха на крыльце, а после спускался в низ и складывал на стеллажи. Ах и богатые были у него закрама от сладких высущенных на летнем солнышке ягодок той же водяники, пусть и не такой вкусной, или лесной сливы, уже более любимой мышонку, до вкусненьких орешков и жёлудей, немного было и зёрнышек гречихи да ячменя. Ко сну его ещё не манило и, выйдя из дома, направился в лес, перебравшись по небольшому мостику. Уйдя немного всторону от своего основного пути, ему пускай и стало страшно, но и интересно да волнительно. И вот в тёмной глуши его фонарь осветил красные опавшие ягоды, уже испорченные, их было будто бесконечное множество. Немного осмотревшись, он понял, что стоит под войлочной вишней, уж больно сложно спутать эти красивые листики. Подойдя к одной из ветвей, он начал взлезать по ней на верх, в поиске оставшихся ещё ягод. Лезть было особенно тяжело с фонарём — Хазель бывало отдыхал сидя на ветках да понемного тянуло ко сну, от чего уже эти ночные хождения выглядели излишними.

Взлезая в очередной раз мышонок наконец приметил пару ягод и уже хотел их было собрать в свою сумку, как вдруг соскользнул и полетел прямиком вниз. Мышонку казалось что это уже конец, но вдруг его нечто словило и унесло с собой. В свете фонаря он приметил сычьи крылья да когтистые ноги, от чего хазель и сомлел.

Он прищёл в чувство в каком-то дупле и вспомнив тут же задрожжал и встрахе оглядывался, как в друг фигура с крыльями влетела в дупло и остановилось возле мышонка. Немного погодя он решился посмотреть и увидел мышку с лишь крыльями на спине и ногами сыча, что уже меньше пугало Хазеля. Он решил осмотреться и не было в этом чего-то знакомого для мышонка из королевства — одним словом дикое или даже одичавшее. Мышки населявшие королевства были разнообразные, но таких он видел в первые. Можно было заметить и не обжитость её жилища. Мышонок уже хотел спросить её: «Здравствуй, как тебя звать», на что она лишь издала звук похожий на сычиный, но и после уже что-то произнесла, но не ясное. Он пошёл осмотреться из дупла и увидел вблизи пруд, на котором и жил. Спускаться сил уже не было, раслабленный и обесслиленный он рухнул спать, а в мыслях его под сон было: «Что же заставило тебя сюда прилететь?».

Глава 2 Тишь и шум

День отто дня мороз всё с большей силой пробирал маленьких жителей леса, заставляя их прятаться в норах и берлогах, прячась от страшных метелей и пробирающего завывающего ветра, перекликающегося с воем волков. С тем же дни становись всё короче и в дремучей глубине леса, лишь над лесным озерцом на пару часов рассеивались пару лучиков света, блестящих на тоненьком льду, оковавшем озерцо, ольдив сваи домика одного мышонка. Пора заготовок к зиме окончена и Хазель мог расслабиться, сидя, обернувшись тёплым одеялом, при печи. Он уже разложил стол и вот раздался стук; мышонок открыл дверь и в дом вошла уже знакомая крылатая мышка, Фер-Вирен, так назвал её Хазель спустя пару встречь. Она передала, видать гостинцем, высушенные кусочки ягод в меду на верёвочке. И наконец они уселись и заварили чай да лакомились сластями. Мышонок был очень рад, что спустя столько лет одиночества в этой тиши некто разумный, пусть и другого рода и культуры, почти без возможности понять друг друга. Так они и сидели, пока мышонок не попробовал общаться через рисунок. Всё-таки его до сих пор интересовало, от куда она или почему прилетела сюда. Так Вирен пыталась нарисовать, увиденное в полёте, а Хазель пытался рассказать ту или иную историю, происходившую с ним, бывало и сказки мышиного королевства. И как-то мышка попыталась рассказать историю тоже: сначала она нарисовала скалу, после множество мышат, видать, а после как летит. Хазель хотело быть узнать детали, но ничего более внятного он не узнал.

Спустя пару дней они также сидели, только вот вдруг раздался вой колесниц, и живой разговор множества мышат. Хазель вышел повстречать гостей, вереницу колесниц, пробирающейся протаптывая снег впереди ездовыми зайцами. К нему подошёл маленький старичок в меху.

Хандлер. Мы слыхать, что в тут этих хозяин окольных лесов и земель. Я и мои братья везут обоз провиянта рыцарям, изучающим земли вне королевства.

Хазель. Добро, вы желаете негде переночевать? Хандлер. Вы позволять? Хазель. Ну а какже, можете расположиться там, на ближней поляне.

Хандлер. Благодарить вас. Не желаете ли приобрести товар какой?

Хазель. Обычные -- чай, соль, чернила да бумагу; но вот оружие бы ещё.

Хандлер. Пройдёмте, какое вас интересовать?

Хазель. Достойное лорда.

Хандлер. Д-достойное лорда А... К-какое...по виду.

Хазель. Показывайте что уж.

Они вошли уже в разложенный лагерь и заходят в палатку в центре, охраняемую множеством мышат. В тёмной палатке, освещаемой лишь одним тусклым фонарём у столика, пока старичок разматывал из тщательно обёрнутой ткани оружие. Множество из них были не впечатляемыми, но были способны разрушать города в плохих руках или же стереть любое зло с земель лорда в хороших.

Хандлер. В-вот мы их подготовить для торговли с рыцарями, но вы не менее достойны их. Позвольте, из множества их вам подойдёт вот эта. (Он обратил внимание мышонка на угловатую золотую печатку с несколькими рубинами и выгравированными надписями.)

Хазель. (Осмотрев и примерив.) Беру.

Хандлер. С вас добрый мешочек циркониевых монет, господин.

Хазель достаёт мешочек и отдаёт, подбирает мешки соли и чая, и, распрощавшись, отправляется домой. Сложил в башенку мешки, и отправляясь спать, накрыл одеяльцем мышку, заснувшую за столом.

Глава 3 Холод, покой и печаль

Заходил дремучий зимний денёк, средь стволов сосен и дубов завывала леденящая вьюга, а за снежной пургой не видать было совсем ничего. От того сегодня Хазель и Вирен не виделись, и тот мирно высиживал у окошка, лишь с толикой то-ли тревоги, то-ли волнительным предвкушением встречи с тем далёким воем. Стих вой вьюги и пурга, на смену им покой безветренный и слегка колышемые мирные снежинки.

И вот средь сугробов и фирнов, оставленных обозом, стволов дубов и ветвей кустов орешника, показалась благая волчья фигура, будто отражение лучиков лунного серебра, медленно приближающегося к лесному озерцу. Спустя мгновения, как фигура приобретала черты всё ярче, мышонок приметил очернённость всего благого в госте: освирепевшей и будто обезумевший от голода и холода лик, совсем уж позабывший о своей великой воле и силе. А вместе с ним по ветвям сосен приближался ворон с оперением звёздного полотна, всё мелькающего звёздами различного спектра. «Кар-кар», — раздавалось в дух воя, словно припеваючи волку, звучало омрачённой жаждой, лишающее их благородства неба: одичалые и обезумевшие голодные обречённые звери — не лишённые сил свыше, но ослабевшие — от чего их вой будто слабее, того из далека.

Мышонок вышел, вокруг него рассеялась золотая дымка, постепенно собравшаяся в величественное копьё, полетевшее прямиком в волка, поразив его заднюю лапу. От нарастающей боли волк взвыл, и с тем ворон раздался большим свечением, рассеяв золотое копьё, оставшееся в ране, после чего следующее копьё рассеялось у самого меха. Волк рассвирепел — с бегом, его стремительные лапы замахнулись и чуть ли не разорвали мышонка, с силой оттянувшего задетого когтем себя золотой нитью, на ветвь орешника. Истекающий кровью, он держался за рану на груди, и в попытках её стянуть золотой нитью, он не обратил внимания на небо: его схватили огромные вороньи когти. В этот самый момент с неба, в движении снежинок, начали тихо падать сферы, разрывающиеся вокруг ворона и волка. У самых верхушек сосен возвышалась Вирен, от её крыльев расходились маленькие зелёные капельки света, движимые вниз, они понемногу вбирали слабый свет из округи. Хазель выпал из власти ворона и полетел вниз, а там его уже поджидала волчья пасть, готовящаяся его проглотить, на то он пустил золотое копьё прямиком в глотку. Ворон отвлечённый Вирен больше не поддерживал волка, от чего тот начал получать вновь удары от света — поражённый он взвыл и с большей свирепостью насаждал мышонку.

Избегая ходкие когти, Хазель оттягивал себя золотой нитью на центр оледеневшего озера. Как только он и волк оказались на середине, он сфокусировал град копий, разломив лёд — под волком и мышонком разверзлась леденящая бездна. На всю образованную прорубь растянулась сеть золотого света, за которую и ухватился Хазель, а после перебрался на лёд. Он продолжал удерживать волка в проруби, всё закидывая градом копий. Как в друг волк начал слабеть, а свет его тускнеть, на небе же тем временем луна набирала свет, а рассеянные лучики луны собрались в один дружный пучок, начав сжигать верхушки сосен, камыши и наконец топить лёд. Обессиленный волк выбрался на берег и бессильно встречал смерть от холода и ран.

С тем же, Вирен продолжала подрывать ворона, заставляя его слабеть, на что тот из своего оперения начал выпускать маленькие, тоненькие, но мощные лучики света, поджигающие всё на своём пути от ветвей до стволов деревьев. Разумеется, дотягивалось оно и до Вирен, защищающейся своими зелёными капельками да сферами. Бывали моменты как она чуть ли сама себя не подрывала закрываясь сферами. И тут золотое копьё полетело прямиком в ворона, а мышка, получив толику мгновения приметила аккурат подпиленный ствол, что подорвав его, он упал прямиком на ветвь и на самого ворона. К тому моменту и вол и ворон испустили дух, а их тела рассыпались в свет, после образовав силуэты волка и ворона, возвышающиеся до верхушек древ, немного понаблюдали за нашими мышатами, а поле капельками света быстро потянулись на небо.

Уставший и израненный мышонок смотрел с печалью и досадой на горящий свой свайный домишко, Вирен подлетела и укрыла его крылом.

Глава 4 Быль, воспоминание и печаль

Сизое небо, тихое и сонное, в выси его мирно готовился ко сну месяц, лишь редкие перистые облака, тянулись лёгким ветром, но вот прошло время — взошло солнце. Множество лучников гулял и пестрило, оливалось в мохнатых кронах сосен, мирно покачивающихся, припорошённых мелькающим снегом, слегка сыплющемся. И вот освещал свет и лесное озеро, укрывшему льдом лесную жизнь. Яркий свет затекла и в заросли камыша да рогоза. Осветили они и опаленные деревья, горелые пни, поваленные обгоревшие стволы; обуглившаяся трава, проглядывала из-за разрозненного снега взрывами и волчьими лапами. Свету дали путь — началось упоение, яркий благодатный свет озарял некогда навсегда скрытые потемки — даже зимний час, оливался жизнью, вот и щебетание снегирей, проклевывалась трава.

Лучики стелились по высеченному полу, укрытому мягким ковром с незамысловатым узором, купленный у обоза. Было время и Хазель сам, посмотрев на бедственную выдуплину в стволе, в котором и ютилась Вирен — помог ей обжиться на новом месте. Была там и наскоро собранная кровать, сбитый рундук, стол да стулья, пару ящичков: что Хазель нашёл на складе. Также все это украшало множество безделушек, найденные Вирен во время полета по округе. Слабенький и тускловатый свет пересекался с солнечным — маленький подвешенный фонарь.

Мягкое мление — от лучиков света на глазах Хазель проснулся и осмотрелся — рваную рану на груди стягивало старое тряпье. Ослабленным шагом он подходил к кайме дупла, присел и мирно смотрел с выси сосен на лесное озеро, а именно сгоревший свайчатый дом — только и остались опаленные сваи да каменная башенка. Хазель печально смотрел на обугленные останки домика и от чего-то погружался в воспоминания...

Бескрайние сводчатые коридоры, изогнутые вечно постоянные напоминавшие лабиринт. Светящиеся под сводами фонари заставляли светиться инкрустированную в резной камень мозаику, изображающую всяческие истории, бывали тут и сказки, которые большинство мышат слышали в детстве. И вот один мышонок стоял перед дверцами зала «Градского магистрата», расписная и резная. Прошло пару минут и дверцы раскрылись, по обе стороны стояли двое стражника, снаряженные ажурными циркониевыми алебардами. «Входи», — прозвучал благородный и вдохновленный голос. Мышонок Циг волнительной поступью шёл по тисовому полу, озираясь на расписные эмалью стены и потолок формы купола. Склонялся маленький мышонок пред возвышающимся троном: «Встань же, спаситель Литира, ты хорошо постарался — вручаем тебе сие лордское оружие, однако грядут новые свершения». Мышонок молчал, а магистр : «В отдалении отсюда, на севере, у гор Альбии королевский орден отчистил окрестные земли и с того времени прошло пару лет — давно пришло время их закрепить поселением. Возьми в свою власть отряд рыцарей и сотню добровольцев...»

Тишина леса развеялась под лязгом стали и стуком колесниц. Тоненькая толпа, освещенная лучиками света среди тёмного леса, будто указывала благоверный путь. Рыцари ордена весело распевали песенки, но то и дело присматривались, готовившись к местной живности. Решительные добровольцы разного рода мастеров, обычных жителей, пожелавших разнообразить свой век, готовых к построению нового поселения, а может и нового центра провинции. Вскоре они прибыли к небольшому яру лесного озерца. Сначала они построили крепость, каменную башенку, уходящую далеко вглубь земли. У неё же строили домики, а за ними пошли и улицы, центры, торг. Как только начала налаживаться жизнь, появились и культурные центры, подмостки театральные, открыли школы. Город назвали Хазелем, в честь близлежащего леса, богатого на орешники. Так назвали и его магистра Циг Хазель.

Мышонок все также смотрел на сваи и одинокую башенку, и тут воспоминания кончились: «А яра то больше нет», — с новой печалью он смотрел на пологий омываемый бережок. Из-за деревьев показалось спешно летящая Вирен, Хазель приулыбнулся, повеселел, а как только она прилетела, он тут же начал разъяснять что хочет построить.