Карты дорог. 19
— Сколько ты здесь? — спросил он.
Я задумался. Интересный вопрос.
— Всего? Или на острове?
— Всего. И здесь в том числе.
— Пятый год чалюсь. Сюда прошлой зимой этапировали. На исправление.
Я усмехнулся и спросил:
— И где стандартный вопрос? — имея ввиду «по какой статье».
Собеседник немного помолчал и задумчиво ответил:
— Знаешь, я, видимо, ударился в философию. Потому что стал размышлять. Вернее сказать, начал задавать вопросы. И искать на них ответы. На вопрос «за что» обычно отвечают… Впрочем, ты и сам знаешь.
«Понятное дело, — подумал я, — все говорят «ни за что».
А вслух сказал:
— По статье «шпионаж». Но это неправда.
Собеседник улыбнулся и протянул руку:
— Калабан! Вот видишь и ты.
— Алекс, рад знакомству.
После рукопожатия я сказал:
— Но ведь я не вру.
— Мне пора, — ответил Калабан, — еще увидимся.
Он ушел, а я задумался. Что значит «стал задавать вопросы»? И явно он мне не поверил. Время шло к вечеру и мне срочно нужно в барак. Если опоздаю — влепят штраф. А это плохо. Хорошо, что отделаешься карцером или исправительными работами, а ведь могут в наказание прибавить срок. Поэтому я торопился и добежал до барака за полчаса до отбоя. Перевесил свой номерок на доску «Прибыл» и забрался на койку. Время пролетело незаметно и вот уже сигнал отбоя. Появились двое надзирателей и пересчитали номерки. Убедившись, что все на месте, они вышли и заперли входные двери до следующего утра. Таков здесь был порядок и за его соблюдением строго следили. Ни один из постояльцев барака не имел права трогать чужой номерок, да и не посмел бы. Наказание обещали такое, что все предыдущие мытарства, а их у каждого было в достатке, покажутся райской жизнью. Но, в остальном, существование на острове казалось куда лучше, чем в колонии или на угольных шахтах. А я побывал и там, и там. Я вздрогнул. События минувших лет промелькнули перед глазами. Вот меня уводят полицейские, а Рита плачет. Потом было короткое следствие и суд. Девушка дважды приходила ко мне на свидание.
«Алекс, милый, я вытащу тебя»! — её не оставляла надежда.
Она даже наняла адвоката, чтобы у меня была защита на суде. Но всё тщетно. По лицу Риты я видел, как сильно мы облажались. Мы совсем недооценили уровень этого мира, нам казалось, что это обычное общество со своими заботами и кому какое дело до двух путешественников. Но здесь было и другое. Существовала полиция, тайные агенты и постоянная слежка за всеми. Моё поведение показалось подозрительным. Власти решили, что я шпион соседнего государства. Оказывается, на планете имелось ещё одна страна, а мы даже об этом не догадывались.
Власти двух держав постоянно конкурировали друг с другом и активно внедряли своих шпионов. В общем, страны были на волоске от прямого столкновения между собой.
И ещё я поразился работе полицейских структур. Когда я на суде объяснил, что просто-напросто путешествовал в столицу на накопленные деньги мне представили официальный ответ от властей Каг’яка, что человека с именем Алекс Павлер никогда не существовало в их округе. Следовательно, я шпион Прии и мне полагался срок. Помню, как вскрикнула Рита после оглашения приговора. Меня увели и больше я её не видел. Где она? Жива ли? Удалось ли ей вернуться? Увы, я этого не знал. Потом наступил период, когда у меня вообще не было времени думать. Сначала меня определили в колонию строгого режима и держали как опасного преступника. Сущим кошмаром стали постоянные проверки в любое время дня и ночи, за малейшую провинность сажали в карцер, где всегда горел свет и не давали даже сидеть. Как я выжил неизвестно, но однажды наказание смягчили. Меня перевели на общий режим и стало легче. Зато пришлось бороться за свою жизнь среди таких же уголовников, как я. Но были и плюсы: у меня появились друзья. От них я узнал, что наша колония находится в отдаленной местности и что сбежать отсюда невозможно. Зато стал доступен календарь, и я понял, что проторчал в застенках больше года. А однажды меня вызвали к начальнику колонии.
— Заключенный С-731! У вас хорошее поведение и мы заметили тенденцию к исправлению. За это вы направляетесь в вольное поселение на работы в угольные шахты. От вас зависит собственная судьба. Можно приблизить срок освобождения, либо вернуться обратно, но это будет хуже.
Я молча кивнул. Выбора-то всё равно не было. Меня перевели в шахты, и я оказался в аду. По-другому это охарактеризовать нельзя. После нескольких часов в забое, измученных, наглотавшихся угольной пыли, нас отправляли на отдых. Но разве можно назвать отдыхом ночлег в гнилом, кишащем крысами бараке? Правда, состояние было таковым, что на крыс и подобные мелочи обращать внимание не хватало сил. При такой ужасной работе мытье предусматривалось раз в неделю, поэтому койка каждого из нас была похожа на черные мешки и даже крысы брезговали ползать по такой грязи. Как и большинство рабочих шахты в скором времени я подхватил жуткий «угольный» бронхит и, если бы меня вовремя не перевели в госпиталь, я бы умер. Но я выжил. После нескольких дней жутчайшего бреда я очнулся на вполне себе белых простынях. В груди болело, а дыхание напоминало скрип колес несмазанной телеги. Честно говоря, я всё-таки думал, что мне пришел конец, но местные врачи меня выходили. Месяц спустя, шатающийся и бледный я выписался. В груди уже не болело, и я не харкал угольной пылью. Но работать в таком состоянии я не мог. Надзиратели это и сами видели. Поэтому меня направили в колонию-поселение, где восстанавливали силы такие как я. «Санаторий», именно так его называли заключенные, был, конечно, лучше, чем тюрьма, но всё же являлся местом лишения свободы. Содержание здесь отличалось более легкими и менее продолжительными работами — трудовую повинность никто не отменял. Я научился управляться с ножной швейной машинкой и не счесть числа сшитым мной рукавицам. После того, как я полностью восстановился, меня отправили снова на добычу угля. Но уже не в шахты, а в карьер, где уголь добывали открытым способом. Работа была тяжелой, но все же легче, чем в забое. Здесь я протянул дольше, пока меня не свалила та же болезнь. Отлежавшись в госпитале, я удивился, когда был этапирован на остров. Оказывается, тех, кто шел на путь исправления, завозили на окруженный со всех сторон водой остров. Здесь был сносный режим, в свободное от работы время разрешалось ходить где угодно, лишь бы вовремя являться в барак.
И заключенные здесь вели себя по-другому. Не было драк и стычек, никаких споров о том, кто главнее. Все понимали, что наказание последует незамедлительно: виновника отправят в самые глубокие шахты, откуда не возвращаются.
Я выбросил ужасные воспоминания из головы и вспомнил встречу с таинственным Калабаном. Он был не из нашего барака, но явно такой же сиделец, как и я. Что он сказал? Ответы на вопросы. И саркастически улыбнулся, когда услышал мою версию о моей статье.
«Но разве я не прав? Меня обвинили в шпионаже, но я ведь не шпион».
Я сел на койке, почувствовав, что лоб покрылся холодной испариной. Ведь, если говорить непредвзято, я действительно шпионил. Только не в пользу соседнего государства. О нем я даже не знал. Я, то есть мы с Ритой, выясняли на каком заводе изготавливали предназначенный для отправки в Ней-Чедо агрегат. По сути шпионили. И меня выследили. Получается, посадили по той статье, по какой надо. А это означает, что местные власти просто так ничего не делают. Выходило так, что если бы я не совал нос куда не следует, то никакого бы наказания не было. Прав бы Калабан, черт его задери! Я ещё поразмышлял некоторое время и не заметил, как провалился в сон. Снилась мне Рита и проклятые угольные шахты.
Утром я проснулся одновременно с сигналом гудка, извещавшим начало дня. Надзиратели открыли двери и огласили список назначений на работы.
— С-731 — прачечная!
Услышав свой номер, я хмыкнул. Отличная и недолгая работа. Останется время побродить по острову. После завтрака я отправился в постирочный бокс, где уже начинали трудиться такие же назначенные.
Естественно, стирка проходила без какой-либо автоматики. Всё делалось вручную: кипятили белье в огромном чане, затем полоскали его в корытах, потом развешивали на сушку. Работали быстро, слаженно и без споров. Всем хотелось закончить раньше. К обеду мы управились и молча отдыхали на крылечке у дверей прачечной, ожидая проверки. Наши усилия оценили положительно и отпустили на все четыре стороны до вечера.
Остров был не очень большим, и я успел исследовать порядочную его часть. Здесь росла трава и даже невысокие деревья, посаженные, похоже, местными заключенными. С восточной стороны имелся причал, куда изредка заплывали корабли. В основном — доставщики новых сидельцев. Но я видел, как уезжали и счастливчики, которых отпускали на свободу. На севере острова расположился ещё один лагерь для заключенных. Западную часть острова я ещё только планировал исследовать. Я поднимался вверх по едва заметной тропе, пока в тени деревьев не повстречал Калабана.
Завидев меня, он улыбнулся:
— Алекс? Я же говорил, что увидимся. Как дела?
— Ты прав, — ответил я, — все эти годы я считал, что посажен несправедливо. Но, с точки зрения законодательства страны, меня посадили за шпионаж. Собственно, этим я и занимался.
— Ты из Прии?
— Нет, Калабан. Я из другого мира. Как бы это странно не звучало.
— С другой планеты?
— Да.
— Почему же ты не обратился к своим? В консульство? Хотя я давно не слышал, чтобы в наше захолустье кто-то прилетал.
— Я не турист. Я попал в ваш мир другим путем. Это длинная история.
— Расскажи. Я пойму. Времени у нас достаточно.
— Хорошо, — пожал я плечами, — давай где-нибудь присядем. Говорить придется долго.
